Описание
Составитель: Анилбаран Рой
Количество страниц: 464
Издатель: Ауро-Книга
Переводчик: А. Шевченко
Формат книги: Pdf, ePub, Kindle
Язык: Русский
Содержание
- Глава 1. Курукшетра
- Глава 2. Санкхья и Йога
- Глава 3. Йога Действия
- Глава 4. Божественный Деятель
- Глава 5. Отречение от Действий и Йога Действия
- Глава 6. Нирвана и Действия в Мире
- Глава 7. Преданность Богу и Знание
- Глава 8. Верховное Божество
- Глава 9. Действия, Преданность Богу и Знание
- Глава 10. Высочайшее Слово
- Глава 11. Видение Духа Времени
- Глава 12. Путь и Бхакта
- Глава 13. Поле и Познавший Поле
- Глава 14. Выход за Пределы Гун
- Глава 15. Три Пуруши
- Глава 16. Дэва и Асура
- Глава 17. Гуны, Вера и Действия
- Глава 18. Высочайшая Тайна
Отрывок
КУРУКШЕТРА
1. Дхритараштра сказал:
На поле Курукшетра, поле Дхармы, собравшись все вместе, жаждущие битвы, что сделали мои и Пандавы, о Санджая?
Отличие Бхагавадгиты от других великих мировых религиозных писаний заключается в том, что она не стоит особняком как некий текст, в котором воплотились духовный опыт гигантов духа вроде Христа, Магомета или Будды или плоды многовекового чистого духовного поиска, подобно Ведам или Упанишадам, — она предстает как эпизод в эпической истории народов и их междоусобных войн. Гита рождается на свет в результате душевного кризиса одного из центральных персонажей, который стоит лицом к лицу перед необходимостью совершить главное действие в своей жизни — действие страшное, предполагающее насилие и кровопролитие, — в тот момент, когда он должен или решительно отказаться от него, или довести его до конца, до неумолимого завершения. Поэтому учение Гиты следует рассматривать не только в свете духовной философии или как этическую доктрину: оно имеет прямое отношение к реальной жизни человека со всеми ее кризисами, к применению этики и духовности на практике.
Поле Курукшетра: можно было бы символически перевести эту фразу как «поле человеческой деятельности, которое есть поле развития Дхармы».
В качестве культурно-исторического контекста Гита берет один из тех переходных, кризисных периодов, случающихся время от времени в истории человечества, когда происходит столкновение гигантских сил, вызывающее огромные разрушения и новое созидание — интеллектуальное, социальное, нравственное, религиозное, политическое; кульминацией таких событий на современной стадии психологического и социального развития человечества обычно бывает сильное потрясение на физическом плане — раздоры, войны или революции. Гита изначально принимает такие разрушительные кризисы как необходимость в ходе развития Природы, причем принимает не только их нравственный аспект — борьбу между праведностью и нечестивостью, между утверждающим себя законом Добра и силами, противящимися его становлению, но и физический аспект — реальное вооруженное противостояние, войну или какое-то другое яростное физическое столкновение между людьми, олицетворяющими антагонистические силы.
Возможно, придет такой день, — мы уверены, что он обязательно придет — когда человечество созреет духовно, морально и социально для того, чтобы на земле воцарился всеобщий мир; но до тех пор необходимо, чтобы любая практическая философия и религия могла принять и оправдать борьбу как часть жизни, а человека-воина — как аспект человеческой природы. Гита, принимая жизнь такой, как она есть, а не только такой, какой она может стать в отдаленном будущем, ставит вопрос, каким образом эту борьбу и этот милитаристский аспект, присущие сегодня любой человеческой деятельности, можно привести в гармонию с духовной жизнью.
2. Санджая сказал:
Тогда принц Дурьодхана, увидев войско Пандавов, выстроившееся в боевом порядке, подошел к своему учителю и произнес такие слова:
3. «Взгляни, о Ачарья, на эту могучую рать сыновей Панду, выстроенную сыном Друпады, твоим мудрым учеником.
4—6. Здесь герои и великие лучники, равные в битве Бхиме и Арджуне: Ююдхана, Вирата и Друпада, великий воин, Дхриштакету, Чекитана и могучий раджа Каши, Пуруджит и Кунтибходжа, и Шайбья, величайший среди людей; могучий Юдхаманью и победоносный Уттамоджа, сын Субхадры и сыны Драупади, все они отличаются великой доблестью.
7. И также узнай, о лучший из дважды рожденных, наших самых выдающихся воинов, полководцев моего войска; я назову тебе их для сравненья.
8—9. Ты сам, и Бхишма, и Карна, и непобедимый в бою Крипа, Ашваттхама, Викарна, а также Сомадатти; и много других героев, отрекающихся ради меня от своей жизни, вооруженных различным оружием и искусных в битве.
10. Неограниченна наша сила, ведомая Бхишмой, их же сила ограничена, ведомая Бхимой.
11. Поэтому все вы, занявшие свои позиции в строю, всячески охраняйте Бхишму».
12. Воодушевляя сердце Дурьодханы, могучий дед (Бхишма), Старейший из Кауравов, затрубил в раковину, наполняя поле битвы звуком, подобным львиному рыку.
13. Затем зазвучали вдруг раковины и литавры, бубны, барабаны и трубы, подняв оглушительный шум.
14. Тогда, стоя на великой колеснице, запряженной белыми конями, Мадхава (Шри Кришна) и сын Панду (Арджуна) затрубили в свои божественные раковины.
Арджуна — воин в колеснице, а божественный Кришна — его возничий.
Арджуна — ученик, получающий посвящение на поле боя, это борющаяся душа человека, который пока не обрел Знание, но вырос до такой степени, что готов получить его, действуя в мире в тесном содружестве и все более тесном союзе с высшим и божественным «Я» (Self), проявленном в человечестве. Согласно одному из толкований Гиты, не только данный эпизод, но и вся Махабхарата — это некая аллегория внутренней жизни, которая не имеет никакого отношения к нашей внешней человеческой жизни и деятельности и описывает лишь битвы души с силами, борющимися внутри нас за власть. Общий характер эпоса и способ его изложения не подтверждают эту точку зрения, если же настаивать на ней, то ясный и прямой стиль изложения философии Гиты превращается в сплошную мистификацию, тяжелую и в каком-то смысле незрелую. Язык Вед и, по крайней мере, части Пуран, вне всякого сомнения, символичен, полон образов и описаний явлений, лежащих за порогом видимого мира, — Гита же написана простым и ясным языком, она призвана разрешить огромные этические и духовные трудности, которые ставит перед человеком жизнь, и не намерена отходить от своего ясного стиля изложения, чтобы угодить нашей потребности в расшифровке аллегорий и интеллектуальных экзерсисах. Но и в таком толковании есть своя правда: пусть изложение учения и не является символическим, но оно определенно является типическим, каковым и должно быть изложение такого текста, как Гита, если она вообще как-то связана со своим культурно-историческим контекстом10.
Действительно, в Гите есть три вещи, несущие в себе глубокий духовный смысл; они являются почти символическими, типическими для глубочайших взаимосвязей и проблем духовной жизни и человеческого бытия в самой его основе: это божественная личность Учителя, характер его взаимоотношений с учеником и повод, послуживший изложению его учения. Учитель — это сам Бог, нисшедший в человеческую природу. Ученик — это лучший, выражаясь современным языком, представитель своего века, ближайший друг и избранное орудие Аватара, его герой, доверенное лицо в той гигантской работе и напряженной борьбе, тайная цель которых неизвестна действующим лицам, а известна лишь воплощенному Божеству, руководящему всем из-за покровов своего непостижимого разума, обладающего Знанием. Поводом для изложения учения является острый кризис этой работы и борьбы в момент, когда сопровождающие их нравственные муки и слепая ярость накаляются до предела, когда разум человека повергается в шок от увиденного и перед ним во весь рост встает вопрос о значении Бога в мире и о цели, направлении и смысле человеческой жизни и деятельности.
15—16. Хришикеша (Кришна) затрубил в Панчаджанью, Дхананджая (Арджуна) — в Девадатту, страшный в подвигах Врикодара дул в огромную раковину Паундру, царь Юдхиштхира, сын Кунти, затрубил в Анантавиджаю, Накула и Сахадева — в Сугошу и Манипушпаку11.
17—18. Великий лучник раджа Каши, великий воин Шикханди, Дхриштадьюмна, Вирата и потомок Сатьяки непобедимый, Друпада и сыновья Драупади, о Владыка земли, и мощно вооруженный Субхадра — все затрубили в свои раковины.
19. Этот звук, рокотом наполняя небо и землю, раздирал сердца сынов Дхритараштры.
20. Тогда, увидев выстроившихся в боевом порядке сынов Дхритараштры, когда вот-вот должны были полететь стрелы, сын Панду (Арджуна), на флаге которого изображен Хануман, поднял свой лук и молвил такие слова Хришикеше, о Владыка земли.
О символическом содружестве Арджуны и Кришны, человеческой и божественной души, говорится и в других источниках индийской философии: в описании Индры и Кутсы, совершающих небесное путешествие в одной колеснице; в Упанишадах — в образе двух птиц, сидящих на одном дереве; в образе пары Нары и Нараяны — провидцев, которые вместе совершают тапасью ради знания. Но во всех трех случаях объектом рассмотрения была идея божественного знания, к которому, согласно Гите, восходит любая деятельность; здесь же, напротив, рассматривается как раз действие, ведущее к такому знанию, и именно в действии выражает себя божественный Знающий. Арджуна и Кришна, человек и божество, оказались вместе не как провидцы в покойном уединенном месте для медитации, но как воин и возничий, натянувший поводья, посреди шумного поля битвы, под свистящими стрелами, на боевой колеснице. Таким образом, учитель в Гите — это не только Бог в человеке, раскрывающий Себя в мире знания, но Бог в человеке, движущий миром всех наших действий: благодаря Ему и ради Него живет, борется и трудится все человечество, к Нему стремится и восходит вся человеческая жизнь. Он является тайным Владыкой действий, жертвоприношения и Другом человеческих существ.
21—23. Арджуна сказал:
О Ачьюта (непогрешимый, неподвижный), останови мою колесницу между двух армий, чтобы я мог лицезреть выстроенные полчища, жаждущие битвы, с которыми мне предстоит сразиться на этом празднике войны, и взглянуть на тех, кто пришел сюда исполнить волю злокозненного сына Дхритараштры.
Гита начинается с действия, и Арджуна — человек действия, а не знания. Для практического человека характерно то, что смысл действия открывается ему через ощущения. Когда Арджуна обращается к своему другу и возничему с просьбой остановить колесницу между двух армий, им движет отнюдь не какая-то глубокая мысль, а просто высокомерное желание: он хочет увидеть эти полчища неправедных, взглянуть в глаза тем, с кем ему предстоит сразиться, кого он должен победить и уничтожить «на этом празднике войны» ради торжества справедливости. Глядя на стоящие друг против друга войска, он внезапно прозревает: до него доходит смысл того, что такое гражданская война на собственной земле, когда в битве сходятся не только люди одной расы, одного народа, одного рода, но и люди одного дома, одной семьи. Ему предстоит встретиться, как с врагами, на поле боя, с теми, кто наиболее близок и дорог социальному человеку, — и поразить их; он должен напрочь обрубить мечом все эти социальные связи. Нельзя сказать, что прежде ему это было неизвестно, но он никогда не осознавал этого в полной мере. Озабоченный лишь собственными притязаниями и обидами, уверенный в своих жизненных принципах, увлеченный борьбой за правду и ведомый долгом кшатрия защищать справедливость и закон, бороться против несправедливости и наказывать необузданное насилие, он никогда глубоко не задумывался об этом, не испытывал ничего подобного в своем сердце и в глубинах своего существа. Теперь же, благодаря божественному возничему, это было явлено его видению, предстало во всей очевидности перед его взором и дошло до него, подобно удару, нанесенному в самый центр его чувственного, витального и эмоционального существа.
24—25. Санджая сказал:
При этих словах Гудакеши («победивший сон» — имя Арджуны) Хришикеша, остановив эту лучшую колесницу между двух армий, о Бхарата, перед лицом Бхишмы, Дроны и всех царей мира, воскликнул: «О Партха, смотри на этих собравшихся вместе Куру!»
26. Тогда Партха увидел стоящих по разные стороны отцов и дедов, учителей, дядей, братьев, сыновей и внуков, товарищей, тестей, благодетелей.
27. Увидев всех этих родственников, стоящих в строю, Каунтея, преисполнившись великого сострадания, произнес в скорби и отчаянии:
28—29. Арджуна сказал:
О Кришна, при виде моих родных, выстроившихся для битвы, члены мои слабеют, пересыхает горло, трепещет мое тело и волосы становятся дыбом; Гандива (лук Арджуны) выпадает из рук и кожа моя словно пылает.
Сначала Арджуна переживает сильнейшее эмоциональное и физическое потрясение, что вызывает в нем отвращение к действию, материальным объектам и самой жизни. Он отвергает витальную цель, к которой стремится в своей деятельности движимое эгоизмом человечество, — счастье и удовольствия; он отвергает витальную цель кшатрия — победу, царствование и власть над людьми. В конце концов, что такое эта битва за справедливость, если рассматривать ее с практической точки зрения, как не битва за собственные интересы, интересы его братьев и единомышленников, за власть, наслаждения и царство? Но добываемое такой ценой, все это теряет смысл. Ибо сами по себе они не имеют ценности, они — лишь средства надлежащего поддержания социальной и национальной жизни, а именно их в лице своего рода и своей расы он собирается уничтожить. И уже потом поднимаются и вопиют его эмоции.
30. Я не в силах стоять, мой ум в смятении; и я вижу зловещие знамения, о Кешава.
31. И не вижу я блага от убийства моих родных в битве. О Кришна, не желаю я ни победы, ни царства, ни удовольствий.
32—35. Что нам в царстве, о Говинда, что в наслаждениях и даже в жизни? Те, ради которых мы желаем царства, услады и счастья, находятся здесь, в этой битве, отрекаясь от жизни и богатств, — наставники, отцы, сыны, деды, дяди, тести, внуки, братья и другие родные. Не хочу убивать их, пусть и буду убит сам, о Мадхусудана, даже ради власти над тремя мирами, не то, что за блага земные. После убийства сынов Дхритараштры какая радость нам будет, о Джанардана?
36. Грех падет на нас, если мы убьем их, хотя они и угрожают нам. Поэтому не подобает нам лишать жизни сынов Дхритараштры, наших родственников; как сможем мы быть счастливы, о Мадхава, убив своих сородичей?
Все происходящее есть страшный грех — теперь в нем пробуждается нравственное чувство, оправдывающее протест ощущений и эмоций. Это грех, ибо в истреблении друг друга не может быть ни правды, ни справедливости; особенно когда те, кому предстоит погибнуть, почитаемы и любимы и без них сама жизнь теряет смысл; в попрании этих священных чувств не может быть ничего хорошего, их убийство станет отвратительным преступлением. Пусть оскорбления, агрессия, первые злодеяния и преступления, совершенные из алчности и эгоистической страсти и приведшие к такому критическому положению, исходили от противной стороны; но если мы при подобных обстоятельствах прибегнем к вооруженному ответу, то совершим грех и преступление более тяжкие, чем все их злодеяния, ибо они, ослепленные страстью, не сознают своей вины, тогда как мы будем совершать грех, ясно сознавая свою вину. И ради чего? Ради поддержания семейной морали, общественного закона и закона нации? Ведь это как раз те самые принципы, которые и будут уничтожены в результате этой гражданской войны.
37—38. Пусть они, ослепленные своекорыстием, не видят греха в истреблении рода и зла во вражде с друзьями, но почему бы нам не проявить мудрость и не воздержаться от такого греха, о Джанардана — нам, видящим зло в истреблении рода?
39. С гибелью рода разрушаются вечные устои рода; с разрушением устоев беззаконие овладевает родом.
40. С воцарением беззакония, о Кришна, развращаются женщины рода; с развращением женщин, Варшнея, возникает смешение варн.
Слово варна обычно переводят как «каста», но существующая кастовая система сильно отличается от социальной идеи чатурварны древности — четырех четко отделенных друг от друга сословий арийского общества — и ни в коей мере не соответствует описанию Гиты. (См. главу 18: «Свабхава и свадхарма»).
41. Это смешение ведет в ад разрушителей рода и сам род; ибо их предки падают, лишенные пинды (жертвенного риса) и возлияний.
42. Этими злодеяниями разрушителей рода, совершающих смешение сословий, разрушаются вековые законы рода и нравственные устои семьи.
43. А люди, у которых разрушена мораль рода, о Джанардана, навеки ввергаются в ад. Так нам было возвещено.
44. Увы! Великий грех собираемся совершить мы, жаждущие убить своих близких ради радостей царства.
45. Если меня, не сопротивляющегося, безоружного убьют вооруженные сыновья Дхритараштры, мне будет лучше. (Я не буду сражаться.)
46. Санджая сказал:
Так сказав на поле боя, Арджуна опустился на дно колесницы, бросив божественный лук и неисчерпаемый колчан (дарованные ему богами и предназначенные для этого великого часа), и дух его охвачен был скорбью.
Хотя самого Арджуну беспокоит только его собственное положение, его внутренняя борьба и закон, согласно которому он должен действовать, тем не менее, вопрос, который он поднимает, и способ, которым он это делает, касается на самом деле человеческой жизни и проблемы действия вообще: что такое мир, для чего он существует и возможно ли — при том, что мир таков, каков он есть, — примирить жизнь в мире с жизнью в Духе? И Учитель настаивает на решении именно этой глубокой и сложной проблемы, а это решение станет основанием для действия, к которому он призывает и которое будет исходить из нового состояния равновесия в существе в свете освобождающего знания.
Но тогда что сложного для человека, вынужденного принимать мир таким, как он есть, в том, чтобы действовать в мире и при этом жить внутренней, духовной жизнью? Какой аспект бытия приводит в ужас его пробужденный разум и вызывает в нем чувства, которые не случайно отражены в названии первой главы Гиты — «Йога отчаяния Арджуны»: отчаяние и упадок духа, которые человек переживает, когда видит Вселенную в ее неприкрытой реальности, когда с его глаз срывается завеса этической иллюзии, иллюзии убежденности в собственной правоте, прежде чем совершается его примирение с самим собой на более высоком уровне? Этот аспект бытия проявляется на внешнем плане как кровавая бойня и резня на поле Курукшетра, а на духовном плане — как Господь всего сущего, предстающий в образе Времени, пожирающего и уничтожающего созданные им существа. С внешней точки зрения мир и человек существуют и развиваются через борьбу и кровопролитие; глядя изнутри, мы видим универсальное Существо, которое проявляет себя в масштабном созидании и масштабном разрушении. Жизнь как поле битвы и юдоль смерти — это Курукшетра; Господь в своем Грозном облике — это видение, явленное Арджуне на этом поле массового истребления.
Мы должны принять Курукшетру; мы должны подчиниться закону Жизни и Смерти прежде, чем сможем найти путь к бессмертной жизни; мы должны широко открыть глаза, не отвращая в ужасе своего взгляда, подобно Арджуне, от видения нашего Бога Времени и Смерти, преодолеть наше неприятие, страх и отвращение по отношению к вселенскому Разрушителю.
Так в Упанишадах, воспетых Господом,
Учении о Брахмане, Писании Йоги, в беседе между
Шри Кришной и Арджуной заканчивается первая глава,
именуемая «Йога отчаяния Арджуны».
…